Россия и Южный-Кавказ: повестки, приоритеты и реалии - 2019

Первые вопросы первого дня

И уже не дожидаясь фактического утра, предлагаю первые вопросы первого дня.

- Повестка и главные задачи России в Южном Кавказе – решены ли они в принципе если не долгой, то хотя бы в среднесрочной перспективе, и в чем они заключается, может и отличаются?

- Приоритеты взаимоотношений с Россией для Армении, Грузии и Азербайджана сегодня. Что конкретно ожидают от России в наших странах, насколько эти ожидания оправдываются, если иметь ввиду, что с каждой из стран ЮК в силу ряда причин Россия наращивает отношения на двухсторонней основе. Только Армения является членом ЕАЭС, хотя и на медийном уровне периодически поговаривают и так называемых планах вхождения и Азербайджана в эту организацию. Неважно, с каким статусом.

- Давайте разберемся с очередным кризисом в российско-грузинских отношениях, проявившимся в июне 2019 года.

- Попробуем рассмотреть процесс притирки новых властей Армении и российского руководства с одной стороны, и транслируемого взаимопонимания между российским и азербайджанским руководствами.

На расстоянии проспекты вхождения Азербайджана в ЕАЭС считаю малореалистичными,во -первых Азербайджан наглядно демонстрирует желание сохранить нейтралитет и позицию неприсоединения,во-вторых армянский внутреобщественный пророссийский консенсунс до последних пор звучал горазде сильнее азербайджанского,хотя среди армянской молодежи ,особенно у образованной ее части настроения ощутимо меняются и Россия больше не рассматривается как главный стратегический союзник,хотя ,повторюсь,линия властей меняется по форме но не по сути

Мой визит в Тбилиссо совпал с пиком демонстраций,очевидно что антироссийская риторика грузинских властей практически не поспевает за общественными настроениями ,я взяла несколько интервью у различных представителей,общность мессиджей сводилась к одному нарративу,а именно Россия-оккупант и российское присутствие в Грузии нежелательно.Даже бизнес интересы,экспорт и туризм,которые ощутимо страдают во время обострений,не могутявляться преппятствием,смягчающим эту риторику.

Уважаемые участники дискуссии, добрый дпнь, надеюсь, дискуссия будет инте6ресной и содержательной.
На мой взгляд, при оценке подходов Москвы к государствам бывшего советского Закавказья (Южного Кавказа), следует учитывать, в частности, следующие факторы:
– объективный рост «силовой составляющей» в международной политике, хаотичности и неопределённости принимаемых решений на фоне развала и без того непрочной системы контроля над вооружениями при возрастающих рисках региональных конфликтов, эскалации региональных кризисов (что упоминается, в частности, а актуальной редакции Концепции внешней политики Российской Федерации). Одним из наиболее ярких проявлений этой тревожной тенденции является, на мой взгляд, возможная антииранская военная авантюра, продвигаемая радикалами из администрации Дональда Трампа и способная обернуться для государств Кавказа крайне негативными последствиями;
– качественный рост разногласий между Москвой и «коллективным Западом», частичное восстановление военного потенциала при сохраняющейся интегрированности России в глобальную систему разделения труда не в самой выгодной роли, что порождает известную двойственность;
– гибкий и избирательный характер партнёрства в рамках двусторонних и особенно многосторонних региональных альянсов (примеры – российско-ирано-турецкий переговорный формат по Сирии, российско-турецкие отношения в целом, а также изменчивые форматы американо-турецкого взаимодействия применительно к различным регионам Сирии). В известной мере, это свойственно отношениям Москвы с ближайшими соседями и союзниками с продвижением каждой из сторон собственной прагматичной «повестки дня»;
– сохраняющаяся геополитическая фрагментированность Кавказского региона (чётко выраженный прозападный курс официального Тбилиси, приоритетные военно-политические связи Еревана с Москвой, стремление Баку поддерживать баланс в диалоге с основными центрами силы);
– повышение внутриполитической субъектности транснациональных корпораций (независимо от их «прописки» в той или иной стране), международных финансовых организаций, надгосударственных структур, частных военных кампаний, что делает менее убедительными ссылки на национальный суверенитет, с чьей бы стороны они ни исходили;
– риск очередной эскалации региональных конфликтов (прежде всего, нагорно-карабахского), предполагающий активные посреднические усилия в рамках Минской группы ОБСЕ при сохраняющейся диаметрально противоположной позиции сторон, милитаризации региона и т.д.;
– заинтересованность в диалоге с Тбилиси там, по тем направлениям, где это возможно, при условии встречных шагов и при сворачивании радикальной антироссийской риторики и сопутствующих её проявлений. Сохранится приверженность Женевскому консультационному формату по безопасности на Южном Кавказе, в рамках которого обсуждаются актуальные вопросы, связанные с Абхазией и Южной Осетией;
– многими экспертами отмечается рост в межгосударственных отношениях «личностного» фактора, взаимных симпатий либо антипатий. Из этой же серии – внесение в политические процессы элементов «шоу-бизнеса» (многочисленные селфи, подчас скрывающие отсутствие содержательной повестки), распространение многочисленных фейков, увеличивающих токсичность информационной среды и способствующих росту конфликтного потенциала. В частности, это характерно для российско-армянского диалога последних полутора лет (после смены власти в Армении), при том, что высказывавшиеся изначально алармистско-негативные прогнозы не оправдались. Да и события, подобные недавним беспорядкам в Тбилиси, неизбежно будут иметь широкий информационный резонанс;
– наконец, интегрированность в общественно-политическую и социально-экономическую ткань России многочисленных диаспор кавказских народов, чутко реагирующих на перемены в «материнских» государствах, включая отдельные нюансы из взаимоотношений с Россией.